В спорах рождаются папоротники.
"Я, меж тем, когда-нибудь непременно состарюсь..." говорила Вера Полозкова и продолжала фантазировать на тему в стихах.
Я тоже когда-то занималась таким до момента одного прекрасного лета.
Я думала, что морщины будут меня не уродовать, но красить. Лет до 40 я буду замечать каждое их появление, а после буду замазывать штукатуркой и уже не знать, сколько их там под ней. В какой-то моменты я перестану улыбаться всем, кроме детей. Сомневаюсь, что они останутся моей единственной радостью, но на улыбку нужны силы. Буду ходить на работу в какой-нибудь районный детский садик и ставить роспись в журнале посещаемости. Охранник Михаил Федорович будет звать меня как-то с одной стороны мило, а с другой- неуместно. Что-нибудь вроде "Анечка". И это в мои сорок!
Всеми моими интересами завладеют пирамидки и новые игрушки для детей от трех до семи. Я буду приходить в какое-нибудь служебное помещение и отрезать себе кусок вафельного торта, запивая все черным чаем из пакетика. Возможно, даже майским, потому что поначалу у нянечки из соседней группы, закупающей чай, не окажется должного вкуча, а потом я просто привыкну к "тому самому чаю". С лимоном он будет, наверное. И разговаривать с подружками буду только о низкой зарплате (которой, к слову, не дам возможности повыситься) и детях.
Дома меня будет ждать еще один ребенок. С любой из патологий. Я буду забирать его из школы и слушать замечания коррекционного педагога.
В свободное время я буду бегать с ним по больницам, собирая справки и проходя обследования.
Вряд ли при таком раскладе я буду общаться с кем-то из своей семьи, вычеркну их по причине их полного непонимания моей жизни. Но особо сожалеть не буду, не до этого.
А что будет дальше - я не знала. Думала, что как-то вырулится к 60ти и я умру лет в 70 через неделю после ухода с работы.